Бабий Яр. Всего два коротких слова. За которыми — ужас, отраженный множеством поэтов в своем творчестве... Судьба этих стихотворений сложилась по-разному. Одни стали символом, как строки Евтушенко, другие незаслуженно забыты.

Овсей (Шике) Дриз — еврейский поэт, писавший на идише, — был известен советской детворе как автор стихотворений для детей, выходивших миллионными тиражами в переводах Самуила Маршака, Сергея Михалкова, Юнны Мориц и других мэтров. Другие его — «взрослые» — произведения практически не публиковались, а иные и вовсе пересекали грань дозволенного... 

Среди них и «Колыбельная Бабьему Яру», написанная в 1953 — 1954 годах. Но сначала небольшая преамбула.

В те годы большинство артистов не имели собственных авто. И великая еврейская певица Нехама Лифшицайте после одного из своих концертов в Москве добиралась на метро в гостиницу. Так об этом рассказывает Шуламит Шалит в газете «Форвертс»:

Кто-то явно шел за ней... Нехама встала, и он встал, двинувшись за ней к эскалатору. Нехама резко повернулась и спросила: «Что вам от меня нужно, товарищ?» Он ответил:«Я был на вашем концерте. Я — еврейский поэт и ...у меня есть для вас песня». Это был Овсей Дриз. Он рассказал ей о родном Киеве, о трагедии Бабьего Яра и познакомил с другой бывшей киевлянкой — композитором Ривкой Боярской. Парализованная Ривка уже не могла сама записывать ноты, она  диктовала их шепотом, а студентка консерватории записывала. Так появилась великая и трагическая «Колыбельная Бабьему Яру», которую долгие годы объявляли как «Песню матери», а это был плач матери.

Бабий Яр в 1950-е. Надпись на щите: «Свалка земли и мусора запрещена. Штраф 300 р.»

В 1959 году мир отмечал столетие Шолом-Алейхема. К этому времени фирма «Мелодия» уже выпустила пластинку с еврейскими песнями в исполнении Нехамы, включая «Колыбельную Бабьему Яру». А к юбилею еврейского классика певица удостоилась участия в гала-концерте в самом престижном зале Парижа — «Олимпии». После ее исполнения «Колыбельной» Дриза весь зал встал. 

После Парижа у Лифшицайте были запланированы гастроли в Киеве. На первом же концерте после «Колыбельной» зрители оцепенели, пока тишину не разорвал чей-то крик: «Что же вы, люди, встаньте!». Зал встал, и тут же дали занавес. На следующий день певицу вызвали в ЦК, где потребовали текст песни и запретили ее исполнение. Не помогло — Нехама все равно ее спела и была наказана сокращением гастролей в Киеве с семи концертов до трех. После этого ей целый год распоряжением едва ли не министра культуры не давали выступать.

Певица и раньше была «на карандаше» у органов, но после киевских гастролей  Лифшицайте объявили еврейской националисткой, начались вызовы в КГБ и угрозы. Логичным следствием этой кампании стал через несколько лет отъезд Нехамы в Израиль, причем, выпустили ее одну — без дочери и новорожденного внука, которые прибыли несколько месяцев спустя. У трапа самолета в аэропорту им. Бен-Гуриона исполнительницу встречала лично премьер-министр Голда Меир. Кто знает, решилась ли бы Нехама на отъезд, если бы не «Колыбельная» Дриза, круто изменившая ее судьбу.

Нехама с премьер-министром Голдой Меир, 1969 

Что касается самого поэта, то, будучи с первого дня войны на передовой, о решении «еврейского вопроса» вопроса и лагерях смерти он знал не из сводок Совинформбюро. Недаром в его творчестве много стихов, посвященных Холокосту, — «По ту сторону сновидения», «Сестры и братья», «Сможем ли забыть?», расстрелу ЕАК, еврейской судьбе, которые, в отличие от произведений для детей, если и издавались, то крохотными тиражами. Тем важнее в эти дни вспомнить о «Колыбельной Бабьему Яру».          

Вера Дризо, специально для «Хадашот»    

Колыбельная Бабьему Яру

Я бы привязала колыбельку к балке
И тебя б качала, мой ангел, мой Янкель.
Но мой дом, как факел, вспыхнул среди ночи,
Негде мне баюкать тебя, мой сыночек.

Я бы привязала к дубу колыбельку,
Пела б и качала дочку мою Эльку.
Но дотла сгорели все мои пожитки,
Не осталось даже от наволочки нитки.

Черные густые косы я отрежу
И на длинных косах колыбель подвешу.
Но кого баюкать? Где вы, мои дети?
Я одна осталась на всем белом свете.

Буду я по свету матерей аукать,
Приходите, матери, плакать и баюкать.
Матери седые, будем с вами вместе
Бабий Яр баюкать колыбельной песней.

Перевод Генриха Сапгира