Вильгельм Котарбинский: Жизнь, эпоха, судьба наследия (часть III)
Популярность Котарбинского была невероятной. Сотни его картин с сюжетами о несчастной любви и изображениями печальных красавиц в изысканных позах воспроизводятся на почтовых карточках, которые печатаются на рубеже веков громадными тиражами. Забавно, что открытка с утопленницей могла быть выбрана для поздравления с Днём ангела или сообщения о приезде. Как видим, мрачная эстетика его работ не ужасала, а восхищала современников, пишет издание "Антиквар".
Произведения В. Котарбинского на благотворительных открытках киевского издательства С. Кульженко. 1910‑е гг.
Коллекция Д. Добриян
В конце концов, признать Котарбинского пришлось и его оппонентам из «Мира искусства». В 1902 году один из столпов русской художественной критики Игорь Грабарь напишет: «Почтенный художник показал, что надо иметь только талант, чтоб стать таким же мастером в новом искусстве, каким он был в старом» .
Первое десятилетие нового века Вильгельм Александрович проводит в своём доме в Минской губернии. Он представлен местному дворянству, знакомится с «кресовыми» художниками, в частности с Зеноном Ленским. Позже в их маленьком «артистическом кружке» появится студент Краковской Академии изящных искусств Евгений Гепперт. По заказу мецената и коллекционера Константина Прушинского Котарбинский создаёт образы евангелистов в Старчицком костёле, до наших дней не сохранившемся. Как ни странно, в каталогах самых известных минских выставок 1900–1914 годов его имя не встречается, но в художественной жизни Киева он участвует самым деятельным образом.
Сведения о художнике после 1910 года крайне скудны. Известно о его участии в благотворительных сборах для пострадавших от войны и работе в Киеве над портретом Эмилии Праховой, пожалуй, единственного близкого друга мастера. С женой, судя по всему, отношения давно разладились. По словам Н. Прахова, романтический брак не оказался счастливым и довольно скоро превратился в фиктивный.
В этот период Котарбинский живёт в киевской гостинице «Прага», приспособив одну из двух комнат под мастерскую. Наступают тяжёлые, мрачные времена. Власть в городе то и дело меняется: большевики, петлюровцы, поляки, немцы, Центральная Рада, снова большевики… С этим, последним, периодом связана одна из самых таинственных страниц биографии художника — судьба его наследия.
Портрет Эмилии Праховой. Х., м. 200 × 125 см.
Музей «Духовні скарби України»
Бытует мнение, что Котарбинский отправил свой архив и большое количество работ из Киева в Варшаву, якобы при содействии Юзефа Пилсудского, выделившего для этого вагон своего поезда. Впрочем, серьёзных предпосылок для такого предположения нет. Единственное упоминание о подобном факте встречается в художественно-публицистической книге Ольгерда Будревича «Саги Варшавские» (1968), где Вильгельму Котарбинскому посвящено всего четыре абзаца.
Изначально сомневаясь в верности «варшавского следа», автор этих строк принялась исследовать другое — «минское направление». О завершении этой работы говорить пока рано, но документы с упоминаниями о коллекции произведений Котарбинского были обнаружены именно там.
По цепочке звонков нам удалось связаться с ведущим научным сотрудником Национального художественного музея Республики Беларусь Надеждой Усовой, которая располагала интересующими нас сведениями. Более того, Надежда Михайловна согласилась опубликовать в журнале «Мастацтва» статью с изложением имеющихся у неё фактов. В частности, в картотеке «Живописцы Белоруссии конца XIX — начала XX века» она нашла выписку из газеты «Школа и культура Советской Белоруссии» за 1919 год, сделанную в 1950.х составителем этой картотеки, научным сотрудником Государственного художественного музея БССР Сендером Палеесом. В заметке сообщалось, что из Слуцка (районный центр Минской губернии, где находился Кальск) вывезены 282 работы Котарбинского и помещены в Минский областной музей.
«Красная гостиная» в особняке Б. и В. Ханенко
с фризами работы В. Котарбинского. Фото Начала ХХ в. Воспроизводится по: Богдан Ханенко. Спогади колекціонера / Під. заг. ред. В. Виноградової. К.: Дзеркало світу, 2009
Стоит ли говорить, что в 1919 году в Минске происходило то же самое, что и в Киеве, разве что смен власти было меньше. Попытаемся всё же восстановить ход событий. В марте 1919 года Котарбинский получает в Польском отделе Нидерландского Королевского генерального консульства в Киеве «охранное свидетельство», подтверждающее, что он является гражданином Польской республики, провозглашённой 11 ноября 1918 года. Но даже с этим документом отправляться в белорусскую усадьбу или в Минск было опасно.
Примерно в то же время большевики вывозят из Кальска и других близлежащих имений почти три сотни произведений Котарбинского в соответствии с постановлением Временного рабоче-крестьянского правительства советской Белоруссии от 30 декабря 1918 года «О передаче культурных ценностей науки и искусства, находящихся в поместьях и разных учреждениях комиссариата по образованию и организации их порядка, сохранения и сбора».
В августе 1919-го Минск занимают польские войска. Новая администрация инициирует создание Музея польского искусства на базе реквизированных ценностей. Его основателем и руководителем становится известный коллекционер, помещик Вильгельм Ельский, обладатель прекрасного собрания польской живописи. Но 20 декабря Ельский скоропостижно скончался, и идея создания музея осталась нереализованной.
Мелодии Нила. Начало ХХ в. Х, м. 67 × 45,2 см. Музей искусств Прикарпатья, Ивано-Франковск
Вскоре началось спешное отступление польских войск под натиском большевиков. Надежда Усова полагает, что именно тогда из Минска была вывезена коллекция работ Котарбинского. Но эта версия требует документального подтверждения.
В декабре 1919 года Вильгельм Котарбинский переселился в дом вдовы Адриана Прахова на улицу Трёхсвятительскую. Эмилия Львовна и её дочь Елена окружили одинокого художника заботой и вниманием. На их руках он и скончался 4 сентября 1921 года, и был оплакан верными друзьями, а эта милость не каждому была дана в то жестокое и бесславное время.
Что до упомянутой коллекции работ Котарбинского, то с 1920 года о ней ничего не слышно. Хотелось бы надеяться, что она уцелела и когда-нибудь обнаружится, но вряд ли в хаосе поспешного отступления кто-то думал о спасении картин художника- символиста, модного 20 лет назад. Тем более Ю. Пилсудский, который в тот момент был занят сохранением польской государственности и обороной Варшавы.
Сатир. Х., м. 70 × 122 см. Национальный музей «Киевская картинная галерея»
Скорее всего коллекция погибла — в Гражданскую войну или во Вторую мировую, когда только за шесть июньских дней 1941 года в результате немецких бомбардировок было разрушено 80 % жилой застройки Минска. Однако, как рассказала Н. Усова, в 1989 году Государственный художественный музей БССР принял в дар пейзаж (198 . 46 см), атрибутированный позже как работа В. Котарбинского. Картина, сведения о которой содержались в инвентарной книге 1934 года, сразу после войны была случайно найдена на складе, занятом в годы оккупации немцами. Неизвестно, была ли она в числе вывезенных в своё время из Кальска или происходила из другого имения, но «Пейзаж» Вильгельма Котарбинского в минском Национальном художественном музее — всё, что осталось от «белорусской истории» художника.
Столица Польши, куда картины гипотетически могли вывезти в 1919.м, была разрушена в 1944 году в ходе подавления Варшавского восстания. Среди храбрых людей, которые погибли, защищая свой город, оказалась и Марта-Михайлина Ивашко- Ивашкевич, внучатая племянница художника. Ей был 31 год…
В послевоенное время имя Котарбинского практически забылось. В Киеве масса людей любовалась его росписями во Владимирском соборе, ничего не зная об их авторе. А в изданиях тех лет, если и упоминали о художнике, то исключительно в негативном ключе, ведь в чести было совсем другое искусство.
Венецианская серенада. 1881. Х., м. 150 × 225 см. Продано на аукционе Desa Unicum 12 декабря 2019 г.
Новое время породило новую буржуазию и новые вкусы, а вместе с ними — спрос на хрупких дев в античных хитонах и итальянские дворики. Всё чаще работы Котарбинского появляются на выставках в музеях — реставрированные и вышедшие из сумрака прошлого столетия. Попадают они
и на аукционы — украинские, польские, английские и другие; за последние годы не менее 50 работ. Но с уверенностью можно сказать, что это не часть интересующей нас коллекции, поскольку поступления на польские торги точечны и приходят из разных европейских стран. На украинские аукционы произведения Котарбинского попадают из местных частных коллекций.
Самая высокая цена — 2,3 млн злотых — была заплачена в декабре 2019 года на торгах Desa Unicum за картину «Венецианская серенада ». Её эстимейт составил 2 млн злотых, что равно примерно полумиллиону долларов. Остаётся только гадать, откроет ли история завесу тайны над судьбой исчезнувшей коллекции. С надеждой ставим многоточие…
Это интервью в газете «Петербургский листок» появилось вскоре после торжественного освящения киевского Владимирского собора. А примерно через две недели, 5 сентября 1896 года, его в сокращённом виде и с ремарками польского редактора перепечатал «Kurier Warszawski» (R. 76, nr 276).
Сегодня мы вновь публикуем этот материал, но уже в обратном переводе, понимая, что «наша версия» будет несколько отличаться от первоисточника. Добавим также, что сам жанр интервью как целенаправленно зафиксированной беседы только- только начал обретать популярность в Российской империи, а Вильгельм Котарбинский оказался одним из первых, кому довелось отвечать на вопросы корреспондентов. Впрочем, в данном случае разговор начинает сам художник.
— Многие работы, которые вы осматривали в соборе святого Владимира, выполнены мною совместно со Сведомским.
— Вас также пригласил Прахов?
— Да. Прахов приезжал в Рим, где у меня была своя мастерская, и пригласил для совместной работы в храме св. Владимира. Было это в 1886 году.
— Вы являетесь воспитанником Петербургской академии?
— Нет, вы удивитесь, когда я скажу, что окончил академию в Италии. Эта академия носит название «San Luca». Я прожил в Риме двадцать лет, изучая там классический мир римской империи.
— Какие работы вы выполнили (в соборе. — А. П.) собственноручно?
— Выполнил две работы: «Голгофа» и «Лазарь».
— Над чем вы работаете теперь?
— Недавно закончил плафон площадью в 33 аршина (около 17 м 2. — А. П.), что стоило мне немалых усилий. Сейчас снова сижу при плафоне, заказанном известным московским деятелем Морозовым. Представьте себе, поверхность потолка достигает 120 квадратных аршин (почти 61 м 2. — А. П.). Назвал эту работу «Рождение весны». Потолок выдержан в стиле Людовика XV.
— Как вы относитесь к новым течениям в искусстве?
— Я не являюсь импрессионистом, но, ежели представитель новой школы, благодаря своему таланту, создаёт вещь выдающуюся, я просто склоняю пред ним голову и хвалю его работу. По мне, деление на школы, строго говоря, не выдерживает критики…
В конце, — пишет корреспондент («Петербургского листка ». — А. П.), — В. Котарбинский сообщил мне, что в феврале будущего года посетит Петербург с целью представления тамошней публике своих работ. На выставке, которую он намеревается организовать, будет показано около 120 работ, среди которых «Смерть Мессалины», «Оргия», «Ангел смерти», «Поцелуй волны » и др.
— Живёте ли вы ещё в Риме?
— Нет… переселился в Россию и круглый год проживаю в имении в Минской губернии, где устроил себе большую мастерскую.
Перевод с польского Александры Пелиховской.
Редакция благодарит Дарью Добриян за предоставление иллюстративного материала