От арабской революции - к мировой
Протесты, начавшиеся в Тунисе, перекинулись на соседние страны, а теперь начинают находить свой отклик в Европе и США
Революцию, захватившую Ближний Восток и часть Африки, уже называют панарабской. Начавшись в Тунисе, она перекинулась в Египет, Ливию, Марокко, Йемен, Алжир и другие государства региона. Лозунги протестующих очень схожи. С одной стороны, они
требуют свержения диктатур и общей демократизации политики, социальной защищённости, преодоления безработицы. С другой стороны, в некоторых странах весьма сильна исламистская составляющая протеста. И Тунис, и Египет, и Ливия - страны со сравнительно-секулярными режимами, религия здесь хоть и не отделена от государства так сильно как в Турции или европейских странах и представлена во власти, но не играет доминирующей роли. Сторонники шариата безусловно попытаются воспользоваться беспорядками, чтобы переломить ситуацию в свою пользу.
У панарабской революции три основных двигателя: либералы, требующие честных демократических выборов, левые, требующие работы и социальных гарантий, и радикальные мусульмане, местный аналог ультраправых. Они выступают за введение шариата и построение теократического государства по иранскому образцу. Иногда эти силы оказываются временными попутчиками, иногда противостоят друг другу. Возможен также и синтез их требований, к примеру, исламисты активно пользуются социальными лозунгами, а левые в арабских странах редко бывают настроены антиклерикально. Тот же самый иранский режим официально называется «исламской демократией» и заигрывает, в том числе, и с вполне либеральными лозунгами.
Как правило, любители конспирологии ищут корни революции в Вашингтоне или Тегеране. Упоминают также невидимую руку Аль-Каиды. Она, кстати, уже попыталась захватить один ливийский город и даже объявила о создании эмирата.
Основные теории, которые озвучиваются: провокации внешней разведки США или же экспорт исламской революции. Обе версии несовершенны и поддаются критике. Нужно иметь ввиду, что Тунис и Египет были вполне лояльны к США и странам Запада. Они практиковали неолиберальную экономическую политику, то есть, ориентировались на интересы крупного капитала. В условиях кризиса это серьёзно сказывалось на социальном положении населения этих государств, но в то же время, они оставались удобными экономическими партнёрами. У США не было мотивов свергать Бен Али или Мубарака. Даже Каддафи взял курс на мягкое сближение с Западом, не так давно он в своём выступлении в ООН, клеймил последними словами Джорджа Буша и требовал привлечь его в суду, но в то же время, призывал сделать Бараку Обама пожизненным президентом Соединённых Штатов. Пожар вспыхнул именно в тех странах, которые не представляли для Запада угрозы и, напротив, воспринимались как оплот стабильности в регионе.
Вторая версия активно поддерживается иранскими официальными лицами. Они утверждают, что панарабская революция - это долгосрочные последствия исламской революции 1978 года. Тогда в Иране была свергнута монархия, против которой выступали конституционалисты (сторонники парламента), исламисты и марксисты. Ситуация и в самом деле походила на ту, что мы сейчас видим в Тунисе или Египте: диктатор у власти, добрые отношения с Западом в сочетании с голодом и нарушениями прав человека внутри страны. Когда революция разразилась, США не стали поддерживать своего вчерашнего партнёра, так как его режим был слишком уж антидемократическим. Тогда, после свержения шаха, исламисты смогли перехватить инициативу, задавить левую и либеральную оппозицию и построить в Иране тот квазидемократический режим, который мы видим сейчас. Есть опасность, что ситуация повторится и в арабских странах.
Но проблема в том, что революция начинает перекидываться и на сам Иран. 15-го февраля там прошли акции солидарности с Египтом, которые вылились в погромы и стычки с полицией. Жители Ирана точно так же устали от диктатуры, как египтяне или ливийцы. Поэтому если революция и будет иметь исламскую природу, то в весьма умеренной форме. В более долгосрочной перспективе, возможно появление «мусульманских левых» и «мусульманских демократов» по аналогии с европейскими «христианскими демократами». Они будут занимать весьма консервативные позиции, но не ратовать за введение шариата и побиение женщин камнями, точно так же, как их европейские коллеги не выступают за инквизицию и не жгут на кострах богохульников.
Аль-Каида же является скорее пугалом, чем реальной политической силой. Как показывает пример Афганистана, она может быть способна заполучить власть в истощённом войной регионе, но не способна наладить там нормальную жизнь. Деятельность талибов сводилась к борьбе с женщинами без паранджи и со статуями Будды. Она не в состоянии предложить что-либо конструктивное. И если в полностью уничтоженном Афганистане политика, основанная лишь на насилии и терроре, смогла продержаться несколько лет, то в образованных Египте и Тунисе она вряд ли получит сколь-нибудь широкое распространение.
Пытаясь понять феномен панарабской революции, нужно понимать, что она уже нашла свой отклик не только в религиозно-близком Иране, но и в Греции, и даже в ряде американских штатов. Значит, причина всё-таки не в исламе и даже не в диктаторских режимах, а в куда более глубоких социальных проблемах, которые объединяют страны как третьего, так и первого мира.