— Из «Аргументов и фактов» вы ушли редактировать журнал «ПіК» — вас пригласил Зиновий Кулик. Каким был Зиновий Владимирович в работе? И чего не приобрела украинская журналистика из-за его ухода из жизни?

— Вы знаете, если бы Кулик был жив, думаю, мы бы имели совсем иной рынок прессы — более честный, более взвешенный.

Я познакомился с ним, когда мне в харьковском корпункте газеты «Труд» дали задание поехать в Киев и взять интервью у Кулика, который взял да и закрыл в Украине ОРТ. Это было в середине девяностых годов, когда он работал президентом Национальной телекомпании Украины. На место Общественного российского телевидения должны были зайти украинские национальные телекомпании — «Интер», «1+1» — он стоял у истоков их создания.

Это была очень смешная история. Я пришел к нему заряженный определенной энергетикой позиции российской газеты, которая негодовала, естественно, по поводу закрытия ОРТ. Кулик за 5–10 минут полностью изменил мое представление о содержании этого шага. Я абсолютно с ним согласился. Этот человек был невероятно убедителен и энергетически силен. После интервью я поехал с друзьями к ним на дачу. В машине, видимо, сел на диктофон, нажалась кнопка записи… И для истории остались только звуки веселого досуга. Но! Кулик умел так аргументировать, так четко выстраивать мысль, что я по памяти написал это интервью, которое в Москве очень не понравилось, но они его напечатали: демократия была все-таки.

А в 1999 году Зиновий через одного общего знакомого нашел меня. Он к тому времени уже прошел путь первого министра информации, поработал заместителем секретаря РНБО, то есть был политическим тяжеловесом. И он мне говорит: «Вот есть такой журнал — "ПіК", — хочешь делать?» Главным редактором тогда был Саша Кривенко. Я ответил: «Во-первых, я никогда не делал журналов, а это особая история, во-вторых, у вас есть Кривенко, в-третьих, я не знаю украинского языка». На что он ответил философски: мол, если ты умный, то сделаешь и журнал, что Кривенко хочет сам идти дальше, а если ты умный и ты хочешь со мной дальше дружить, то ты просто выучишь украинский язык, если тебе это интересно. Уникальный человек. Я и согласился.

— А почему «ПіК» и позже, в 2007 году, — «Главред» называли первыми украиноязычными журналами западного формата? Что в них было особенного?

— Назвать можно как угодно, если люди хотят этого. Я не знаю ничего про западный формат.

Да, это был первый украиноязычный журнал, и да, он был обречен в то время на очень низкие тиражи. «ПіК» никогда не поднимался выше 5-6 тысяч в тиражах, но он был очень влиятельным — благодаря Кулику и его знаниям, его внедренности в политический бомонд.

То, что мы писали, обязательно читалось и анализировалось. Другой вопрос, что у самого Кулика было много врагов, потому что приличный человек в украинской политической действительности, как правило, имеет много врагов. Главным его врагом был Медвечук.

Помню совершенно уникальную историю. Пришел ко мне в кабинет Зиновий Владимирович, весь багровый, дает мне папку и говорит: «На, почитай!». На папке написано: «Критика президента Украины Леонида Кучмы и его администрации в журнале "ПіК"». А в папке — анализ, таблицы с цитатами... Медвечук подсунул Кучме, а тот позвал Зиновия и говорит: «Что ж ты такое творишь?».

И Зиновий Кулик сказал: «Давайте потратим время и проанализируем, как мы относимся в журнале к нашей оппозиции». И оказалось — 50/50! То есть приоритетов у нас никаких не было — доставалось и Ющенко, который тогда был в оппозиции, и Юлии Владимировне, и всем по ранжиру. Мы обо всем писали очень объективно, у Кулика тогда не было политических обязательств ни перед кем. И когда мы сделали этот талмуд, Зиновий его отнес президенту, и Кучма, к его чести, свою «черную метку» прибрал.

— Скажите, «ПіК» придумал только Зиновий Кулик или у него были соавторы?

— Думаю, что они вместе с Сашей Кривенко это делали. Зиновий, возможно, придумал название, возможно, рассказал Кривенко свой взгляд на это. Но разработка самой структуры — это уже было чисто редакторское дело, Кривенко это сделал. Это единственное издание, которое я не стал ломать структурно — как журнал был сблокирован, так и остался. Некоторые подходы, возможно, изменились, изменился немного язык, авторский коллектив, но структура журнала, его дух, остались прежними. Это не моя заслуга вообще.

— Одним из инвесторов «ПіКа» был Борис Фуксман. В 2008 году, когда он решил воссоздать журнал в электронном виде, Фуксман сказал, что делает это в память о Зиновии Кулике: «Это одновременно и дань тому нашем общем проекта, но в большей степени — попытка возрождения того бренда, который мы в свое время с ним задумали. Это попытка стартовать в новом формате, но продолжить ту идею, которая в свое время у нас родилась».

— Проблема Фуксмана с его попыткой была в том, что он по какой-то причине не привлек к новому проекту «ПіК» ни одного человека, которые пять лет подряд этот «ПіК» делали. А дух, о котором говорит Фуксман, он же именно в людях, которые делали журнал вместе с Куликом. Поэтому у него не получилось: название было, а «ПіКа» не было.

— Вы как-то пересекались с Дианой Дуцик, Сергеем Руденко, которые были главными редакторами первого электронного «ПіКа»?

— Нет. Во-первых, мы не пересекались, во-вторых, они и не предпринимали никаких попыток встречи. Написали сразу в Википедии, что это они — продолжатели дела «ПіКа». Но, я считаю, нельзя быть продолжателями дела живых людей. Да, Кулик умер и это страшная потеря, но мы-то живы все. Весь «піковский» коллектив долго кочевал со мной по другим проектам. Мы держались вместе, и ни один из нас ни ухом ни рылом к тому фуксмановскому «ПіКу» отношения не имел, и это выглядит странно. Если вы что-то возрождаете — дух, подходы, — как правило, вы обращаетесь к прародителям дитяти.

— Вы были главным редактором с начала 2000-го до закрытия журнала в 2004 году после смерти Зиновия Кулика. Скажите, именно уход из жизни шеф-редактора стал причиной закрытия «ПіКа» или были еще какие-то?

— Конечно. Других причин не было. Этот проект априори не мог быть самоокупаемым. Журнал откровенно дотировался. Зиновий Владимирович лично этим занимался — его связи, его деньги.

— Была связка Кулик — Фуксман, и она разрушилась?

— Я не в курсе. Но Фуксман после смерти Кулика никаким образом не пытался спасти «ПіК». Имел ли он к журналу юридическое отношение, какую-то долю в то время, не знаю. Мы еще месяца два, по-моему, поработали, но потом все — бумага кончилась, денег не стало — закрылись.

«Для нас не было никаких священных коров, острота издания былав самом восприятии

    им политической действительности.

Поэтому — какие темники?»

— В журнале «ПіК» вас застало время темников. Как вы к ним относились?

— Ко мне никакой темник никогда не попадал.

— Но вы знали, что разным СМИ присылают темники?

— Ну да, я об этом читал с удивлением, опять же, наивным. А потом понял, что да, очевидно, это есть.

У себя в кабинете в «ПіКе» я находил прослушивающие устройства: перекладывали как-то кабели и нашли жучки. Но у нас никогда не было никаких темников, я их даже не видел, честно вам скажу.

— Темники обходили «ПіК» из-за того, что его шеф-редактором был Зиновий Кулик?

— Я не знаю. Он создавал для нас такую классную тепличную творческую атмосферу, что мы вообще об этом не думали. Мы делали то, что хотели, он это одобрял, он это развивал. Но Зиновий не был номинальным шеф-редакторм: он читал все, до последней странички, он умел классно между строк зашивать какие-то сигналы, которые расшифровывали те, к кому он обращался через журнал. Мы ко всему относились весьма критически и с прищуром. Это была политика, которую Зиновий всячески мотивировал. Для нас не было никаких священных коров, острота издания была в самом восприятии им политической действительности. Поэтому — какие темники? Хотя допускаю, что Кулик каким-то образом просто нас от них оградил.

— Кстати, Зиновий Владимирович был до момента смерти советником премьера-министра Януковича...

— Да. Мы в коллективе восприняли это с непониманием и остро. Тогда ведь у него был выбор — Ющенко или Янукович. И тут мы узнаем, что Зиновий выбрал Януковича. Я его тогда прямо спросил: «Зиновий Владимирович, народ волнуется, как же так?». Он говорит: «Для того, чтобы участвовать в процессе, нужно пристать к какому-то берегу. Берегов два». Я говорю: «Так ведь Ющенко?». И тут он сказал фразу, которая потом подтвердилась на все сто: «У Ющенка є одна невиліковна хвороба — відсутність хребта». Так и получилось — с годами это подтвердилось.

Сейчас я понимаю, что люди в его положении просто не могут позволить себе оставаться вне контекста. Если контекст полярный, есть плюс и минус, но эти знаки относительны, по большому счету. Он решил поступить таким образом. Но никогда не демонстрировал какую-то преданность, оставался всегда независимым человеком.

Он ни в коем случае не был членом этой команды регионалов — «западенець» с прогрессивными взглядами. И, кстати, в жизни журнала, в его идеологической заточке всех покусывать ничего, не изменилось. Вообще. Поэтому мы в конце концов это нормально приняли.

Другой вопрос, — я знаю это от многих людей, — в какой-то момент сам Янукович, несмотря на критично низкий IQ, мог правильно оценивать людей, находящихся рядом с ним. И стал слишком часто прислушиваться к советам Зиновия. Это в тамошнем окружении не нравилось. Часто на этом базируют предположение, что смерть Кулика могли и спровоцировать.

— Прошло больше десяти лет с момента ухода Зиновия Кулика… Сразу появлялись разные расследовательские материалы...

— Были очень лукавые...

— Владимир Арьев предполагал, что Кулика могли отравить. Что прояснилось на сегодня?

— Это некрасивая история. Арьев сделал тогда фильм, сугубо заказной, который должен был каким-то образом очернить Януковича перед выборами. Авторы фильма ко мне пришли, сказали, что хотят сделать фильм о жизни Кулика. А расспрашивать стали о смерти. Потом достаточно манипулятивно вставили в фильм какие-то мои слова. Я им сказал то, что знал: видел Зиновия за три часа до смерти, он был здоров и весел. Но это не значит, что я утверждаю, что эта смерть была насильственная. В конце концов, возможен у человека внезапный инфаркт, ведь есть возраст, есть определенная напряженность жизни — я об этом тоже сказал. Но они ничего из этих слов не поставили… Пляски на этом имени — вообще недопустимы. Не было расследования, никто не знает, что было на самом деле.

«Оружием в войне против народа и в собственных внутренних конфликтах

                               политическая элита сделала СМИ»

— Может ли ожить бумажный «ПіК»?

— Нет.

— Что нужно сделать, чтобы интернет-издание «Новий ПіК» зазвучало во всю мощь, стало сайтом еженедельным, влиятельным, о котором вы, собственно, заявляли с Андреем Капустиным в январе 2015 года, когда приглашали его в компаньоны?

— Вот этого не нужно делать, чтобы не убить «ПіК». Во-первых, мощным, заявившим о себе, с невероятным количеством читателей сайт может стать, если у него есть «хороший папа», который дает ему хорошие деньги чтобы развиваться, а потом, может быть, выйти на самоокупаемость, отдав все визуальное пространство под идиотские рекламные блоки.

В конце концов такое издание начинают подозревать в лукавстве, потому что оно вынуждено работать на «папу». Мы еще раз вспоминаем фразу великого американского писателя — давайте уберем слово «американского»: «Пресса — не продажна, она продана изначально».

Сегодня «ПіК» юридически и фактически принадлежит нам. Мы сами себе крутые инвесторы, денег у нас нет, это у нас такое хобби. Мы совершенно сознательно отказались от входа в новостные агрегаторы: нет смысла — все равно контент модерируют. Мы работаем только через соцсети, и на нашем сайте нет ни единого рекламного блока. Дело в том, что на рекламе можно зарабатывать, когда у вас по полмиллиона заходов в сутки, а если вы имеете на рекламе 150 долларов в месяц, то лучше вообще от них отказаться, чтобы не засорять себе сайт. Так что, думаю, в этом смысле «ПіК» обречен на полузамороженное состояние. Иногда он что-то предлагает читателям ФБ, они оценивают, и этого достаточно.

Скажем, подключитесь к «Укрнету» и попытайтесь делать исключительно то, что вы хотите, что совпадает с вашими внутренними убеждениями, — я посмотрю на этот ужас. Когда «ПіК» только возродился, были какие-то финансы, мы тоже покупали трафик у «Укрнета». И я с ужасом наблюдал за админкой. Когда в ленту агрегатора с сайта идут какие-то перепощенные новости, — «аж гай шумить». А когда классный аналитический авторский материал — с той подковыркой и с тем заголовком, которые мы любим, — ставят «на модерацию», мне становится неинтересно вообще… Эта модерация — жесткая, никогда такой не было.

У «ПіКа» есть материалы, у которых по десять и больше тысяч перепостов, я любуюсь ими — мне от этого хорошо. И пусть мы будем продвигать в соцсетях один материал в неделю — он широко расходится, как круги по воде. У нас же нет новостной ленты — какой в ней смысл?

Во время революционных дней «Укрнет», который известно, кому принадлежит, лоббировал интересы…

— Кому принадлежит «Укрнет»?

— Артуру Палатному из тусовки Виталия Кличко. Они во время Майдана вообще сняли все ограничения, тогда «ПіК» получал по 200 тысяч заходов в день. А потом как включили ограничения — и все.

Вы же видите, какое время. Сейчас все достаточно грустно у многих. Но мы видим луноликого Гройсмана, который убеждает нас, что все хорошо, что тарифы во благо, что такого роста экономики никогда не было, — это же жесткий сюр! Сайты, которые пишут о том, что это тотальный обман, — будут крутиться в Фейсбуке и все. Модерация — жесткая, никогда такой не было.

— То есть вы считаете, что после последнего Майдана медиапространство изменилось в худшую сторону?

— Оно стало жестко контролируемым.

— Может, потому что мы живем сейчас в воюющей стране?

— Украинская журналистика прошла путь от наивных ожиданий до прозрений и принятия определенных правил игры, к сожалению. Дальше уже было использование СМИ как технологического оружия. Тут даже не имеет значения, воюющая мы страна или нет.

Знаете, в чем дело? Мы живем в условиях сцементированной политической популяции. Настолько у нас заполитизировано общество, настолько же заполитизированы и СМИ. К сожалению, Украина живет играми, которые ведутся внутри политикума, и войной, которая ведется политикумом против остального народа. Так или иначе, оружием в этой войне и в собственных внутренних конфликтах, политическая элита сделала СМИ. И все это — вне контекста внешней вооруженной агрессии, которую переживает страна.

Почему я говорю именно о популяции? Потому что мы постоянно меняем политиков, вышедших из одной яйцекладки. Они все из единого прошлого, они все с абсолютно идентичными принципами, взглядами и отношением к жизни и людям. Пока эта популяция не будет разрушена и ей на смену не придет новая, — не изменится отношение к прессе, она будет в том состоянии, к которому сейчас пришла. Все выровнялось: мы прошли путь разочарования, путь понимания процесса и находимся в такой точке. Теперь только исторический процесс спасет нашу журналистику — превратит ее из политического инструмента в социальный институт. Это случится так или иначе. В мире же ничего не происходит по-новому, истории известны все пути.

— Каким образом сегодня получать качественную информацию, чтобы на ее основании принимать правильные решения? И когда украинский интернет-пользователь, по-вашему, будет готов платить за контент?

— Украинский интернет-пользователь — это 90 % людей, скатывающихся в нищету, особенно в последние годы. Никто не будет готов платить за контент, пока наши нынешние «реформаторы» не пойдут куда-нибудь гулять, а другие люди не начнут реально поднимать страну с колен.

Попробуйте сейчас, не дай Бог, заболеть. «Референтные» цены Вовы Г. (Владимира Гройсмана — премьер-министра Украины. — Ред.) вас разденут до такой степени, что вы не сможете заплатить его «справедливые» тарифы. Проблема, да? О каких возможностях платы за информацию мы в таком случае говорим? В ближайшие годы этого не произойдет. Да это никому и не надо, политическому классу выгодно именно такое положение вещей.

Потому что если вы определите для себя носитель, который говорит правдивые вещи, отвечающие вашим внутренним убеждениям, проплатите и будете этим носителем пользоваться, то как власть будет промывать вам мозги? Именно полунищее состояние людей для управления процессами — самое подходящее.

Вы можете этот бизнес развивать, если нуждаетесь реально в деньгах, для поддержки своего информационного ресурса. Но так как у нас самые раскрученные ресурсы, очевидно, сидят на какой-то игле, то они в этом и не заинтересованы: какого черта сужать себе аудиторию — она ведь уменьшится при условии платного контента. Поэтому эта схема не сработает в ближайшие годы — да и десятилетия, наверное.

— Что вы думаете о том, что из национального эфира исчез Савик Шустер? Его «выбили», «ушли» — что произошло?

— Это исключительно мое мнение: люди, занимающиеся журналистикой в такой форме, всегда будут находиться в опасности того, что их выгонят. Я никогда не считал программу «Свобода слова» Савика Шустера объективной. Он очень умный, невероятно опытный человек, он психолог, он великолепно информирован. И поэтому, начиная от подбора персонажей, которые присутствуют в программе, и заканчивая провокациями конфликтов между ними, это была абсолютная манипуляция.

Знаете, когда-то тот же профессор Слюсарчук подметил одну интересную вещь. Мол, посмотрите, как вообще построены студии в политических шоу. Они изначально спланированы с учетом определенного социального неравенства: почему одни сидят в белых креслах — удобно, «под софитами» и им дается право голоса, а остальные сидят на стульчиках в глубине, в затемнении и обязаны только слушать? В результате большого технологического прорыва им дали разве что возможность нажимать кнопку «да» или «нет». Это уже манипуляция сама по себе.

Я думаю, что исчез Шустер по каким-то политическим мотивам — в нынешнем периоде он был, так сказать, абсолютно четко (и правильно) мотивирован против действующей власти. Наша сегодняшняя «элита» гораздо жестче прошлой в этом смысле. В этой истории, очевидно, есть что-то подковерное, но, вероятно, были озвучены какие-то серьезные условия, при которых Шустер вынужден был согласиться с тем, что исчезнет. Иначе он бы этого не сделал никогда. Он из тех людей, которые живут этим, этим питаются. И я думаю, что Шустер вернется.

— Три вопроса, которые я задаю всем участникам спецпроекта. Как вы думаете, будут ли названы заказчики убийства Георгия Гонгадзе, будет ли раскрыто убийство Павла Шеремета и назовут ли людей, которые дали команду стрелять снайперам на Майдане?

— Ну вы знаете ответ не хуже меня.

— Ваше мнение?

— Нет, конечно.

— Без объяснений?

— Это можно очень долго объяснять. Во-первых, на это нет политической воли, во-вторых, потому что сегодня нет профессиональных сил и возможностей эти преступления расследовать. А в-третьих, власти нужен постоянный фон, которым можно «гатить» мозги населения в период между празднованием безвиза и «резким броском» в НАТО. Да, эти вечнотекущие дела будут, и люди, которые об этом помнят, сколько будут жить, столько будут об этом напоминать.

«Ведь это все продолжается, понимаете? Никто с этого курка не убирает палец.

           Наша пресса демонстрирует в этом смысле животные инстинкты»

— Что, по-вашему, послужило причиной обвинений Андрея Слюсарчука в подделке врачебного диплома и якобы мошенничестве во время игры в шахматы с компьютером, а в итоге — ареста?

— Андрей Слюсарчук, или профессор, как я его называю даже в личном общении, реально ничего не боялся, хотя его предупреждали очень многие люди быть осторожнее в высказываниях. Он критикан тот еще, но достаточно объективный человек, любит психологически разбирать недостатки наших политиков. И буквально через месяц после прихода регионалов к власти Слюсарчук сказал во время эфира: «Вся власть Партии регионов должна быть люстрирована». Он сказал об этом в Украине первым, в открытом эфире. И пошла такая жара — в каждой передаче! Он их переносить на дух не мог, они для него были как красная тряпка для быка.

— Раскладывал их поступки буквально по косточкам.

— Да. Нам с ним принадлежит фраза, прозвучавшая в эфире перед выборами 2010 года. Встал вопрос: кто — Юлия Владимировна или Виктор Федорович. Профессор говорит: «Да о чем мы тут говорим? Они — две половинки одной задницы, и лезть между ними — это политическая проктология, которой мы заниматься не будем». В таком духе это все было.

Мне однажды Анатолий Кашпировский, который, приезжая, очень любил с профессором много беседовать, сказал: «Слушай, скажи ему, чтобы он тише и спокойнее себя вел в эфире, потому что я этих знаю, это ему просто так с рук не сойдет». Но Слюсарчука бесполезно было предупреждать. «Ніде правди діти»! — говорил он. Профессор иногда такие вещи говорил, от которых операторы, сидящие за пультом через стекло, просто брались за голову! Он реально уничтожал регионалов в эфире. Ну в конце концов это закончилось.

Интересно, что несмотря на популярность программы, многочисленные звонки во время эфира, где-то за месяц до ареста Андрея радио «Ера FM» нам в эфире отказало. Программа выходила по вторникам, а мне позвонил в субботу — не помню, то ли главный редактор, то ли директор, — и сказал, чтобы мы на следующий эфир уже не приходили, потому что «мы тут немножечко переделали сетку». То есть дал понять, что передачи больше нет. Тоже нехороший знак был.

— На чем основана ваша уверенность в том, что дело против Андрея Слюсарчука было сфабриковано?

— На знании фактическом. Я сам практически вытянул организацию шахматной игры с «Рыбкой», о которой потом писали, что там все было подставлено. Я лично договаривался с фирмой, которая гасила все частоты. Присутствовал при покупке и распаковке компьютера, удалении из него всех элементов связи, модемов — всего на свете. Я лично присутствовал при распаковке дисков с программой «Рыбка», которые тут же представителями шахматной федерации ставились, тестировались, — и происходила игра. Там было все настолько чисто, что говорить о какой-либо манипуляции не приходится.

Я вообще был свидетелем того, как мысль сыграть с «Рыбкой» родилась у профессора и как он готовился. А для того чтобы кого-то «намахать», извините, готовиться сильно не надо. Все-таки эта игра была не шахматная — это была демонстрация возможностей памяти и мгновенного анализа.

А что касается самого уголовного дела и самих обвинений, в какой-то момент я стал просто параллельно дело Слюсарчука расследовать. Даже несколько эпизодов говорят о том, что это — полная фальсификация и подстава.

Начнем с биографии. Следствие утверждает, и суд это берет на веру, что Слюсарчук вырос и обучался в детском доме в Житомирской области, в подтверждение чего есть якобы какие-то документы. Я ездил в Житомирскую область и встречался с человеком, который был директором детского дома в то время. И он сказал, у меня есть это на видео: «Так, у нас був хлопчик такий, Слюсарчук. Але це не той». Я говорю: «Как не тот? В смысле?». Он говорит: «У того Слюсарчука, що в нас вчився, були опіки обличчя, видалені гланди, і він був неконтактний олігофрен». У нашего Слюсарчука гланды на месте, ожогов лица нет. Я спрашиваю: «Есть медицинская карта?». Он говорит: «Так забрали». И показывает рукой на плечи — мол, в погонах люди были.

Второй эпизод. Приезжает в суд свидетельствовать заведующий отделением БСМП, нейрохирург высшей квалификации Исаенко. И рассказывает, что он лично оперировал с доктором Слюсарчуком, что считает его прекрасным специалистом, что лично был с ним на симпозиуме нейрохирургов в Новосибирске, где главный нейрохирург России Волков представил Слюсарчука как лучшего своего ученика, подарил ему книгу — вот, мол, эта книга с подписью… Прокурор говорит: «Це зацікавлена особа, я вимагаю його нафіг». И его — нафиг. Хотя это практически ключевое свидетельство. И таких эпизодов в деле — масса. Там все плохо.

— На чем строится ваше предположение, что это операция российских спецслужб?

— Это одно из предположений. Слюсарчук часто ездил в Россию. Опять же, я этого проверить не могу, но по его рассказам, он там работал в закрытой группе ученых, которые занимались нейротехнологиями — влиянием на сознание и тому подобными вещами. Это была закрытая тема, которую он в Украине перезащищал.

Перезащита реально была, хотя наша доблестная пресса вовсю доказывала обратное. Я видел сам, что приезжали три человека из Москвы на эту защиту. Один из них был в должности руководителя департамента секретной и закрытой информации ВАК России. Если он шарлатан, чего бы они приехали? Естественно, для того чтобы не были озвучены какие-то сведения, засекреченные в России.

Президент Ющенко, к которому приводили профессора, был тоже под впечатлением от встречи со Слюсарчуком. И издал указ о создании Института мозга, который, естественно, не был выполнен. Правда, в этом указе, в отличие от того, что пишут и говорят, не было фамилии Слюсарчука. Он не планировался как директора института, его видели научным руководителем. В принципе, Москву такая перспектива могла возбудить очень сильно. То есть Слюсарчука нужно было куда-то убирать, потому что он носитель, видимо, каких-то технологических знаний, которые не должны были получить развитие в украинской науке. Это лишь одна из версий. Но в ее пользу говорит масштабность этой информационной спецоперации. В таком масштабе человека у нас еще никогда не давили.

​

— И избрали для этого газету «Экспресс»?

— А почему нет? Газета «Экспресс» — это достаточно желтая, таблоидная фигня, извините за выражение. Раньше у них была чупакабра, потом еще что-то — они такие вещи очень даже любят. Я все статьи газеты «Экспресс» о Слюсарчуке читал, — у меня шевелились волосы на голове, потому что столько вранья, манипуляций и передергиваний я в жизни не встречал.

— Как себя сейчас ощущает ее главный редактор Игорь Починок?

— Думаю, хорошо. А что ему? Не знаю, за деньги это было сделано или как-то по-другому. Но я думаю, что рано или поздно люди за такие свои поступки несут ответственность.

Ведь это все продолжается, понимаете? Никто с этого курка не убирает палец. Наша пресса демонстрирует в этом смысле животные инстинкты. Вот вкинули, что Слюсарчука выпустили по закону Савченко, — а это значит, по закону, по которому выпускают одних негодяев и подонков, — и все об этом написали! И никто не захотел элементарно проверить эту информацию. А ведь его не по закону Савченко выпустили — ему же приговор кассация отменила! То есть манипуляции продолжаются. Никто не написал, что «освободили по отмене приговора Высшим кассационным судом, опять передали дело в апелляцию». А будет оправдательный приговор — что тогда? Что вся наша журналистская тусовка скажет? Все на инстинктах: «Вбивця, їв дітей». И ничего другого.

Продолжение следует.